Из книги «Непридуманные рассказы»
Описываемый в настоящем рассказе случай произошёл в конце 90-х годов XIX столетия в семье известного адвоката.
Сижу, уткнувшись в нянино плечо, и плачу. А по всему дому разносится мощный баритон отца, который что-то выговаривает матери; она отвечает ему сердитым звенящим голосом.
Всё в нашем большом доме стихло, все притаились, как во время сильной грозы.
— Господи, и когда же они перестанут ссориться? — вздыхает няня. — Не плачь, солнышко! Разве господа первый раз так громко бранятся? Пора привыкнуть. Вон, смотри, как хорошо дети играют в саду, иди к ним.
Они маленькие, ничего не понимают, а мне тринадцать лет, я знаю, как ужасно, когда папа ссорится с мамой.
— Ну, ты с малых лет не выносила ихних ссор и всегда принималась плакать, — вспоминает няня и гладит мою голову. — Слышишь, тихо стало. Видно, барин ушел на свою половину.
Что из того, что ушёл, завтра всё начнётся сызнова, ведь две недели они ссорятся не переставая.
Но всё-таки я выхожу в сад. По дороге слышу, как горничная говорит лакею:
— Опять господа каждый у себя обедать будут, а дети — с гувернанткой. И как им не опротивеет такая жизнь?!
Я ускоряю шаг, спасаясь от этих мучительных пересудов.
Почему мама и папа в вечной войне? Мама очень красивая и молодая, папа гораздо старше неё, не такой красивый, но зато он известный на всю Россию адвокат, его выступления печатают в газетах; он добрый, умный, его все любят, а мы, дети, обожаем.
Несмотря на занятость, он всегда интересуется нашими делами. Любит собирать нас около себя и рассказывать о Христе. Как он необыкновенно говорит о Нем! Когда начинаются такие беседы, вся прислуга потихоньку собирается у закрытой двери, чтобы послушать о Господе. Некоторые даже плачут, это няня говорила.
Папа часто ходит в церковь, водит туда нас и радуется, когда в нашем доме бывает духовенство.
Мама не в восторге от такого общества, ей нравятся балы, приемы. Я стараюсь не пропустить тот момент, когда она в бальном платье с длинным шлейфом выходит в гостиную, где отец во фраке уже поджидает её, чтобы вместе ехать на бал или в театр. Она тогда бывает особенно красивая. А потом родители вдруг ссорятся, и все мы от этого мучаемся.
Вечер. У мамы гости, кто-то играет на рояле, а папа после ссоры уехал в Петербург. Нам хорошо здесь, в имении. Сейчас лето, в гимназию ходить не надо, развлечений много. А папа каждое утро уезжает в город к себе в контору или в суд и возвращается только к вечеру, усталый и бледный.
Ложусь в постель, но засыпаю только после того, как под нашими окнами останавливается экипаж. Это вернулся папа. На сердце сразу приходит покой.
Под утро вижу сон. Проснувшись, сижу на кровати. Сон такой, что не могу прийти в себя. Его можно рассказать только папе. Быстро принимаюсь за одевание.
— Наша соня начала просыпаться с курами. Что случилось? — удивляется няня. — И куда ты бежишь, не помолившись Богу?
— Сейчас вернусь, — кричу я и вырываюсь из её старых рук.
Тихонько царапаюсь в папину дверь, она открывается, и на меня строго смотрит личный лакей папы.
— Что вам угодно?
— Доброе утро, Владислав, мне надо к папе.
Владислав распахивает дверь: отец распорядился пропускать к нему нас, детей, во всякое время. Он сидит за письменным столом и пишет.
— Папочка, можно?
Не поднимая головы, он молча протягивает мне свободную руку.
Подбегаю к нему, сажусь на колени и целую его в губы, в глаза, в лоб. Ах, как я люблю тебя, папа!
Расцеловав меня, он внимательно смотрит в мои глаза:
— Что-то случилось?
— Да.
— Говори, я слушаю.
Прижимаюсь головой к его груди и начинаю:
— Мне приснился сейчас необыкновенный сон. Помнишь, ты нам рассказывал о катакомбах, в которых скрывались первые христиане?
— Помню.
— Так вот, мне снится, будто я нахожусь в них. Иду одна, никого нет, полутьма, и мне страшно. Вхожу в большой зал и вижу на тёмной стене, в круге яркого голубоватого сияния, лицо Христа. Я думаю, что это картина, и подхожу поближе, чтобы рассмотреть, но останавливаюсь, поражённая, потому что это не картина, а лицо живого Господа. Мне делается очень страшно, только страх быстро проходит, и вместо него — такая радость, что мне хочется позвать тебя, маму, всех наших, чтобы все радовались, но я быстро забываю про вас и всё смотрю и смотрю на Господа… Не могу рассказать, какой Он, лицо Его было таким светлым, что я с трудом смотрела, хорошо видны были только Его глаза, синие, синие, но не такие, как васильки, или небо, и не как море, по-особенному синие, и такие добрые и печальные, что мне захотелось плакать.
Вдруг Господь сказал: «Проси у Меня, чего хочешь».
Я упала на колени и попросила: «Господи, сделай так, чтобы папа с мамой никогда не ссорились».
Руки отца, крепко обнимавшие меня, дрогнули.
— Господь ничего не ответил, только продолжал смотреть на меня Своими необыкновенными печальными глазами. Потом лицо Его стало таять, как облако, а я проснулась и скорее побежала к тебе.
Отец молчит; я чувствую, что он волнуется. Он целует меня в макушку, спускает с колен и, не говоря ни слова, выходит из кабинета.
Я бегу за ним, но он идёт на половину матери.
Прижимаюсь в коридоре к стене и со страхом жду, что теперь будет. Тихо… Потом вижу, что горничная несет в мамин будуар её любимый кофейный сервиз на две персоны. Это значит, что папа будет пить кофе у мамы. Помирились! Господи, слава Тебе!..
После этого случая ссоры между родителями возникали реже и быстро кончались примирением.
